Что такое «зарос» я знала. Я не знала, как это происходит, какие там законы физики работают, но знала, что это означает практически. Это означает, что канал стал настолько грязным, что даже самый сильный, самый талантливый проводник неминуемо завязнет, да так, что может и в слой не вывалится, его просто разорвёт собственное поле. И предсказать, когда это случится, обычно очень трудно. Та самая «грязь», это не материальные клочки, не космический мусор, это какие-то провалы в поле канала, пролетая через которые, курьер перестаёт общаться с каналом, и полёт становится непредсказуемым. Если провалы не слишком обширны, полёт удаётся выровнять, и тогда курьер говорит, что летать можно, но канал грязен и на пути трясёт. Один к одному картина, как была у меня в те дни, пока я по просьбе Марека водила людей.
Упрекать в чем-то совсем замученного Марека было жестоко, но и молчать в этой ситуации было выше моих сил. Язык чесался, а по губам шлёпнуть было некому.
— Марек, я давно говорила — там грязи навалом, и с каждым разом всё больше и больше. А уж после того, как я провалилась, ясно же было, что канал стремительно зарастает… Зачем было до последнего тянуть? Зачем продолжали посылать людей?
Марек посмотрел мне в глаза и опустил взгляд.
— Потому что было нужно, — сказал он уверенно. — Не задавай глупых вопросов. Я знаю, что виноват.
— А почему мне Шокер ничего про это не рассказал?
— Потому что он и не знает. Это случилось не тогда, когда он там ещё работал, а два дня назад. Мы попытались открыть этот канал снова, уже как совершенно официальный.
Я только руками развела.
— Про этот канал могу ещё с большой натяжкой сказать, что, возможно, произошло естественное зарастание, ослабление поля канала, — вздохнул Марат. — С о-о-очень большой натяжкой… Но считаю это маловероятным. Тем более, есть и другие истории. Вчера проводники возили людей регулярными рейсами и не жаловались, а сегодня внезапно целый вагон рвёт в клочья, и тех, кто пытается возобновить рейсы с обеих сторон, тоже рвёт в следующих же попытках. Каналы зарастают мгновенно, мы теряем отличных проводников и их пассажиров…
— Получается, тот, кто намеренно портит каналы, снова начал делать это?
Марат посмотрел на меня и кивнул:
— Да, верно. Я сначала сомневался, а потом, когда с глубоко законсервированного, засекреченного и отлично охраняемого склада пропала партия мощнейших импульсных генераторов, и тут же каналы посыпались один за другим, я в этом больше не сомневаюсь.
— Ищете?
— Что? Генераторы? Так их давно в дело употребили.
— Не генераторы. Тех, кто это всё затеял.
— Ищем. Начальник следственной службы старается, но пока всё без толку. Были бы генераторы введены в каналы через базы, давно бы уже вышли на диверсантов. По крайней мере, на исполнителей. Но проникновения были из слоёв. Базы теперь охраняются так, что на блокпостах даже в зубные пломбы заглядываем. Но основная угроза идёт из слоёв, и я, честно говоря, не знаю, как можно предугадать, в какой канал они полезут в очередной раз, — Марек глянул на меня с тревогой. — Я тебе признаюсь, я со страхом думал, как ты сейчас будешь возвращаться с изнанки, не попадёшься ли снова.
— И кто это, как думаешь? Клан бывшего канцлера?
Марек расхохотался.
— Что ржёшь?! — возмутилась я.
— Да уж как ты их обозвала!.. Систер, они тоже хороши пакостники, но не того полёта птицы. Им нужны как раз работающие каналы. Им нужна изнанка, прежняя и пребывающая в блаженном неведении. Тот, кто закрывает нам каналы, хочет другого. Им нужна поверхность, растерянная и ослабленная. А самый верный путь для этого — лишить нас связи с изнанкой и получить полный контроль над каналами. Они просто правильно выбрали время для массированного удара: когда мы тут среди самих себя выясняем отношения…
— Так и кто эти самые «они»?
— Ребята с изнанки. Умные, наглые, жестокие. Очень хорошо подготовленные и великолепно разбирающиеся в физических принципах реального мироздания, — пояснил Марек. — К тому же они передвигаются с изнанки сюда и возвращаются обратно совершенно свободно и быстро, что означает, что они здесь имеют легальные статусы, наверняка наёмники на действующих контрактах… Поэтому ты, конечно, правильно говоришь, что это дело курьерского департамента. Но от моей службы зависит, насколько будут защищены те каналы, которые ещё в нормальном состоянии. Вот и поеду определять уровень и вероятность угрозы внешнего и поперечного проникновения, — подытожил Марат. — Спецы департамента уже там, приеду — доложат.
— Бро, я хочу чем-нибудь помочь…
Марек ткнул в меня указательным пальцем:
— Слушай и запоминай! Твоё место дома. Сиди, лечись, отдыхай. Если очень хочешь помочь, мы все будем забегать к тебе время от времени и плакаться, а ты будешь вытирать нам сопли. И даже не вздумай заикаться сейчас о полётах!
— У меня контракт с курьерской службой! А проводники, как я понимаю, сейчас нужны…
Марат подскочил и вцепился мне в плечи:
— Узнаю, что ты только посмотрела в ту сторону — за себя не ручаюсь!
— Пусти, дурак! Больно! — завопила я, и он в испуге отскочил.
— Ох, систер, забыл я про твою руку! — виновато простонал Марек и осторожно обнял меня. — Ну, прости, и правда, дурак…
Я потрепала его по непослушной длинной чёлке и оттолкнула:
— Да ну тебя!
— Мне пора, — Марек взглянул на часы и взял телефон. — Скай, ты готов? Едем!
Трубка что-то пробурчала в ответ.
Мы с Мареком проделали обратный путь по коридорам и лифтам к главному выходу.