Шокер нащупал мою руку и вплёл свои горячие пальцы в мои.
— Я очень скучаю по Йану.
— Я знаю, — сказал он тихо.
— Я всё время думаю, если бы он был жив… простил бы он нас?
— Если бы он был жив… — начал Шокер и замолчал.
— Что?
— Если бы Йан был жив, Кира, ты вернулась бы к нему.
— Что за ерунда? Нет!
Он промолчал.
— Андрей, нет!
Он опять ничего не сказал.
— Как ты можешь, зачем? За что?!
Я резко выдернула руку из его ладони, привстала, опираясь на локоть.
— Чем, ты считаешь, я с тобой тут занимаюсь?! Время убиваю? Всё ещё рассчитываюсь?! Детские мечты разгребаю?
— Кира, Кира… — запротестовал Шокер, но я его перебила:
— Да что «Кира»?! Ты зачем тогда со мной? Зачем мне предложение делал, если считаешь, что я тебя не люблю?! Спишь со мной зачем?
Шокер зажмурился, устало потёр лоб.
— Опять за рыбу деньги… — пробормотал он. — Затем, что мне это всё нужно!
— А мне, считаешь, не особо и нужно? А был бы жив Йан — и вообще не нужно?
Он снова промолчал.
— И с чего ты так решил? Потому что я за тебя выйти отказалась? Так, да?!
— Нет, не так, — буркнул Шокер. — И вообще, я имел в виду, если бы Йан был жив, он отбил бы тебя обратно. Не знаю точно, как именно, и чего бы это ему стоило, но он бы тебя не отдал. Даже мне, — Шокер вдруг засмеялся. — Тем более мне.
— Почему?
Шокер пожал плечами и нахмурился:
— Если ты сама это не осознаёшь, объяснить это словами невозможно.
— Вот точно: такой дуре-бабе даже самый умный мужик ничего объяснить не сможет!
Шокер закрыл глаза и обречённо вздохнул.
И тут я почувствовала, что всё, вожжа уже попала под хвост, и меня сейчас понесёт.
— Слушай, Шокер, чем так вот вздыхать и мучиться, иди-ка лучше поищи себе другую женщину! Спокойную, покладистую, домашнюю, которая спит и видит себя женой гатрийского лорда.
— Ты это серьёзно? — удивился он.
— Абсолютно. Найди себе кого-нибудь! И не ходи сюда, и не заставляй меня всё время чувствовать вину! Я так больше не могу!
Шокер встал на ноги и с болезненной гримасой расправил плечи.
— Это верно, мучиться уже осточертело, — пробормотал он. — И где же та девчонка, которая так радовалась домику на шхерах и кружке кофе с коньяком?
— Она не этому радовалась, — пробурчала я.
— Да? А чему же?
— Тому, что она с тобой. Тому, что ты для неё этот кофе сделал и поил из чашки, как ребёнка. Тому, что ты оказался не миражом, а живым и таким классным.
— Когда ты так говоришь, мне всё время кажется, что ты ставишь мне в пример кого-то другого, — криво усмехнулся Шокер. — И до его уровня мне в жизни не подняться.
— А когда ты начинаешь вздыхать по какой-то другой девчонке со шхер, мне тоже кажется, что это было не со мной. Что я это даже помнить не имею право!
Он покачал головой, присел передо мной и заглянул в глаза:
— Ты имеешь право на всё. Не только помнить. Почему тебе всегда кажется, что у тебя больше ничего не будет?
— Потому что ничего и не будет, Андрюша.
— Ты имеешь право на всё, что хочешь.
— Нет, Шокер. После того, что случилось, я ни на что не имею права. Ты мне очень нужен, Шокер. Я не знаю, что в тебе такого, но я на тебя даже смотреть спокойно не могу, у меня ноги подкашиваются. Но ничего у нас не получится. Я не могу заставить себя пройти по костям. И… И будь Йан сейчас жив, я… Да, я вернулась бы к нему, ты прав. Но Йана нет, и деваться мне больше некуда. Совсем… Уходи, Андрей. И никогда сюда больше не приходи, пожалуйста.
Он протянул руки, привлёк меня к себе. Я оттолкнула его:
— Уйди, пожалуйста, Андрюша!
— Я не понимаю, что это с тобой такое, — с тревогой прошептал Шокер. — Стресс, депрессия, всё в кучу. Но это пройдёт, обязательно пройдёт…
Я просила его уйти, умоляла, потом кричала ему что-то злое, мерзкое, обидное. Он в ответ нёс какую-то околёсицу о том, какая я хорошая девочка.
Я дралась с ним, металась по комнате, как сумасшедшая, пыталась вытолкать его. Он ловил мои руки, отворачивал лицо от моих кулаков и ногтей, повторяя, что всё пройдёт и наладится.
Ударить меня он не решился, хотя это быстро уладило бы дело. Синим стёганым покрывалом словил меня, как бешеную кошку, завалил на кровать, туго запеленал, придавил собой сверху.
Было тяжело, невозможно дышать и безумно страшно от того, что ни рукой, ни ногой не пошевелить. Так страшно, что я заскулила и заплакала. От нарастающей паники я почти потеряла сознание. Но тут Шокер слез с меня, ослабил замотанное покрывало, принялся легонько поглаживать, я уткнулась лицом в его грудь и провыла ещё с полчаса.
Когда истерика улеглась, Шокер осторожно отодвинулся, встал, зажёг торшер в углу и задёрнул шторы. Потом внимательно осмотрел меня и спросил участливо:
— Ну как ты? Полегче?
— Лучше бы ты ушёл сразу, Андрюша, чем видеть всё это. Такие представления женщина должна давать в одиночестве.
Он покачал головой:
— Это не представление. Это нервный срыв. Ты себя запустила, а я всё проморгал. Не переживай, всё пройдёт и будет просто отлично.
Я закуталась в покрывало, свернулась калачиком, вытерла шёлком остатки слёз.
— Тебе уже пора идти?
Он вздохнул.
— Андрюша, останься со мной, хоть ненадолго! Пожалуйста, посиди со мной немножко!
Шокер отвёл взгляд, что-то обдумывая. Потом взялся за телефон:
— Рита, не могла бы ты оставить сегодня Тима на ночь? Я знаю, что это наглость с моей стороны… Спасибо, Рита, ты замечательная!
— Ты зря… — улыбнулась я сквозь слёзы. — Мог бы просто съездить за малышом и привезти сюда.