Елисей снова обречённо заржал, закинув голову и глядя в потолок.
Если бы не мучительный тлеющий жар и боль в груди, которая совсем превратила меня в тряпку, я бы от радости до потолка прыгала. А вот хрена им, а не искателя! Молодец, Ло, не растерялся. Такой не растеряется! Но Альдон, кто бы мог подумать… Неужели это могло быть правдой? Зачем перебежчику, который пытается выжить, так поступать? Что-то тут не то.
— Я ничего не знала, — проговорила я. — И это всё ерунда какая-то…Зачем Альдону?..
Елисей повернулся ко мне и прижал палец к губам. Я замолчала.
— Не знаю, может, сынка своего однокашника выручить хотел, по старой памяти, — сказал Лис, как ни в чём не бывало. — А может, просто напакостил исподтишка. Гатрийское воспитание взыграло. Раскаялся, патриот…
— Откуда ты его знаешь?
— Когда-то он был офицером агентского наздора, занимался наёмниками… А зачем твоему хахалю сейчас понадобилось героя изображать, понятия не имею.
— Он не хахаль. Альдон был моим братом.
Елисей внимательно уставился на меня.
— Сложная у тебя родословная, — процедил он, усмехаясь.
— Да, непростая.
— Слышь, может, нам с тобой тоже генетические карты сличить? А то не пойму, что это у меня никак к тебе классовая ненависть не просыпается, — хохотнул он и угрюмо замолчал.
Я внимательно смотрела на Лиса и ничего не понимала.
— Слушай, дай попить, пожалуйста… — я кивнула на окно. — Вон, кружка с отваром.
— Что я тебе, нянька? — проворчал Лис, но встал, взял чашку, посмотрел, как я безуспешно пытаюсь привстать, просунул руку мне под плечи, посадил и дал сделать пару глотков. — Что-то ты совсем никакая. Смотри у меня, не дай дуба раньше времени.
— Раньше какого времени? — не поняла я.
Лис опустил меня назад, отставил чашку на место.
— С Альдоном начальство погорячилось, душу отвело… А напрасно. Он хороший проводник, можно было его с очередным генератором в канал отправить. Пых! И нет ни проводника, ни канала. Но!.. — усмехнулся Лис. — У нас ты ещё есть. Решено подождать пару дней, может быть, юный Клайар за тобой вернётся. А если нет, нацепим мы на тебя рюкзачок с генератором и в расщелину выкинем. Всё польза делу.
— Ясно, — сказала я и сама удивилась, как равнодушно это прозвучало. — Я бы пообещала тебе пару дней… Но ничего не могу гарантировать. Хреново мне.
— А ты постарайся, — мрачно посоветовал Лис и вышел.
Дрова в печке прогорели. Включить фонарик на полочке было некому. К тому времени, как наступила ночь, и в комнате стало почти непроглядно темно и прохладно, я поняла, что теперь мне точно конец.
Единственного человека, который хоть как-то заботился обо мне, больше не было в живых. И я не понимала, кого мне теперь больше жаль, Файра или себя. Наверное, всё-таки себя. Были бы силы — ревела бы в три ручья.
Больше всего на свете хотелось домой. Вот пусть даже такой, еле живой, разбитой, ни на что не годной. Домой, в спальню с сакурой на потолке, и чтобы две луны ярко светили в окно.
Надо мне было непременно вписаться в эту доблестную авантюру… Что обидно: результата-то полезного не будет. Ло, конечно, тоже многое понял, расскажет Мареку всё, что знает. Но самое главное мне высказал Елисей с глазу на глаз, и эта информация, похоже, по адресу не попадёт. Что-то непохоже, что я оклемаюсь.
Мысли о Шокере я пыталась от себя гнать, но удавалось это плохо. Думать о том Шокере, которого я сейчас знала и любила, было невыносимо, а уж если представить, как ему сейчас больно… Если я всё-таки умру здесь, а он, как всегда, не сможет быть рядом, опять ему лишний груз на сердце. Хоть и моя вина во всём, полностью, но он-то будет считать иначе.
Шокер не сможет спасти меня, увы. Он умеет быть суровым и жёстким, но не боится быть нежным и великодушным. Он может от отчаяния разнести вдребезги всё вокруг себя, а, если надо, умеет быть удивительно терпеливым. У него ласковые руки и всегда усталые глаза, и он кажется таким трогательно беспомощным, когда надевает свои очки. Он пытается держать всё под контролем, но так часто получает удар за ударом. Он может сделать меня счастливой в одно мгновение, он всегда знает, как…
Но прилететь сюда в слой Шокер не может, потому что из-за меня, из-за той давней истории у него больше нет крыльев.
Остаётся только мой безымянный спасатель, мой прекрасный принц, моя первая детская любовь, вот он может всё. Он может всё, ему надо только немного поспешить.
Я лежала в стынущей комнате, еле живая, чувствуя, как сердце гулко и неровно бьётся о рёбра. Силы убывали, в одиночестве было совсем страшно и тоскливо, да ещё и дышать стало трудно и больно. А перед моими глазами так и стоял худой парень с копной белёсых кудряшек, улыбчивый и неунывающий. Теперь я была уже немного старше него, но всё равно чувствовала себя маленькой несчастной девочкой, попавшей в беду. И верила, что он обязательно придёт и спасёт. Как тогда.
Но вместо него снова пришёл Елисей. Склонился надо мной, не зажигая свет. Глаза мои к темноте привыкли, и я разглядела его суровое лицо.
Увидев, что я собираюсь что-то сказать, он приложил палец к губам. Потом принялся сновать по комнате и искать что-то. Оказалось, он искал мою одежду, те самые тряпки, в которых я была, когда он меня поймал.
Одежду он положил на сундук и откинул с меня одеяло. Видя, что я собираюсь протестовать, он закрыл мне рот ладонью, а к своим губам снова приложил палец.
Нетерпеливо пыхтя и путаясь в тряпках, он кое-как одел меня, а потом плотно завернул в одеяло. Взял с окна чашку с ледяным уже отваром, дал мне попить, а потом поднял на руки и вышел в коридор.